Сесилия София Анна Мария Калогеропулос родилась в Нью-Йорке 2 декабря 1923 года. Ее
имя было позже сокращено до Марии Каллас из уважения к ее новой американской
родине. Старшая сестра, Джекки, родилась в Греции в 1917 году, и мальчик по имени
Вассилиос родился на три года позже. Базиль был любимцем матери, но заболел
тифозной лихорадкой в возрасте трех лет и скоропостижно скончался. Эта трагедия
потрясла семейство, особенно мать Марии, Евангелию. Отец неожиданно решил продать
свою процветающую греческую аптеку и уехать в дальние края. Каллас была зачата в
Афинах и родилась в Нью-Йорке через четыре месяца после приезда. Ее отец Георгес,
амбициозный ловец удачи и предприниматель, сообщил своей жене, что они уезжают в
Америку за день до отъезда. Ее мать страстно желала другого мальчика и
отказывалась даже посмотреть на свою новорожденную дочь или прикоснуться к ней в
течение целых четырех дней. Сестра Марии, Синтия, на шесть лет старше, была
любимицей матери к постоянному огорчению Марии.
Отец Марии открыл роскошную аптеку в Манхэттене в 1927 году. Она в конечном счете
стала жертвой Великой депрессии. Мария была крещена в возрасте двух лет в
Греческой ортодоксальной церкви и выросла в адовой кухне Манхэттена. Семейство
переезжало девять раз за восемь лет из-за постоянного упадка в делах. Каллас
воспринимали как чудо-ребенка. Она начала слушать записи классических
произведений в возрасте трех лет. Еженедельно Мария ходила в библиотеку, но часто
предпочитала классическую музыку книгам. В детстве она хотела быть дантистом, а
затем посвятила все свое существование пению. Пластинки с классическими записями
стали ее игрушками. Она была чудо-ребенком, который начал брать уроки фортепиано в
возрасте пяти лет, а уроки пения - с восьми. В девять лет она была звездой концертов
в общественной школе. Бывший школьный товарищ говорил: "Мы были очарованы ее
голосом". Мария знала "Кармен" в десятилетнем возрасте и была способна обнаружить
ошибки в спектаклях "Метрополитен-Опера", передаваемых по радио. Ее мать решила
компенсировать неудавшуюся собственную семейную жизнь с помощью талантливой
Марии и подталкивала ее к тому, чтобы она всеми силами добивалась совершенства.
Она записала ее для участия в радио-шоу "Большие звуки любительского часа", когда
ей было тринадцать лет, и кроме того, Мария ездила в Чикаго, где заняла второе
место в детском телевизионном шоу.
В шестилетнем возрасте Мария попала под машину на улице Манхэттена, и ее
протащило целый квартал. Она была в коме в течение двенадцати дней и лежала в
больнице двадцать два дня. Никто не ожидал, что она выживет. Эта ранняя травма,
казалось, вдохнула в нее страстную решимость преодолевать все будущие
препятствия в жизни и способность к обязательным сверхдостижениям во всем, что бы
она ни пыталась сделать. Она оправилась от этого раннего кризиса без видимых
последствий.
Каллас позже вспоминала о своем детстве: "Только когда я пела, я чувствовала, что
меня любят". В одиннадцать лет она слушала Лили Панс в Нью-йоркской "Метрополитен
Опера" и предсказала: "Когда-нибудь я сама стану звездой, большей звездой, чем она".
И стала. Одной из причин такого решения было ее маниакальное желание успокоить
больное самолюбие. Ее старшая сестра Джекки всегда была любимицей ее матери. По
словам Каллас, "Джекки была красива, умна и общительна". Себя Мария видела толстой,
уродливой, близорукой, неуклюжей и замкнутой. По словам мужа Каллас, Батисты,
Мария полагала, что ее мать украла у нее детство. Мария никогда не забывала своего
несчастливого детства, заполненного до краев тяжелыми упражнениями и работой.
Мария постоянно ела, пытаясь восполнить едой отсутствие привязанности к ней
холодной, но требовательной матери и смягчить свою незащищенность. Ко времени
достижения подросткового возраста она была пяти футов и восьми дюймов ростом, но
весила почти две сотни фунтов. В этом смысле Каллас так и осталась на всю жизнь
незащищенной.
Формальное образование для Марии закончилось к тринадцатилетнему возрасту,
когда она закончила восьмой класс манхэттенской средней школы. В этот момент ее
мать рассорилась с ее отцом, схватила двух девочек-подростков в охапку и
отправилась в Афины. Мать Марии использовала все связи семейства, чтобы
попытаться устроить ее для продолжения образования в престижной Королевской
музыкальной консерватории. Туда по традиции принимали только шестнадцатилетних,
поэтому Марии пришлось солгать относительно своего возраста, поскольку ей к
этому времени было только четырнадцать лет. Благодаря ее рослости обман прошел
незамеченным. Мария начала учиться в консерватории под руководством известной
испанской дивы Эльвиры де Идальго. Позднее Каллас скажет с большим теплом: "За всю
свою подготовку и за все мое художественное воспитание как актрисы и человека
музыки я обязана Эльвире де Идальго" В возрасте шестнадцати лет она завоевала
первый приз в консерваторском выпускном конкурсе и начала зарабатывать деньги
своим голосом. Она пела в Афинском лирическом театре во время Второй мировой
войны, часто поддерживая материально свою семью в течение этого лихорадочного
периода. В 1941 году, в девятнадцатилетнем возрасте, Мария пела свою первую партию в
настоящей опере, "Тоска", за баснословную королевскую плату - шестьдесят пять
долларов.
Мария обожала своего отсутствующего отца и ненавидела мать. Один из ее друзей по
школе вокала описывал мать Марии как женщину, чем-то удивительно напоминающую
гренадера, женщину, которая постоянно "и толкала, и толкала, и толкала Марию".
Дедушка Марии, Леонидас Лонтцаунис, отозвался об отношениях между Марией и ее
матерью вскоре после смерти последней следующим образом: "Она [Лиза] была
амбициозной, истеричной женщиной, у которой никогда не была настоящего друга...
Она эксплуатировала Марию и постоянно экономила, даже сама делала Марии кукол.
Это была настоящая землечерпалка денег... Мария каждый месяц посылала деньги
чеками своей сестре, матери и отцу. Так вот ее матери всегда не хватало, она
требовала все больше и больше". Каллас вспоминает: "Я обожала моего отца" и при этом
настойчиво обвиняла в своих разочарованиях в жизни и любви родную мать. Она
купила матери после турне по Мексике в 1950 году меховую шубу и распрощалась с ней
навсегда. После тридцати лет она никогда ее больше не видела.
ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ КАРЬЕРА
Каллас возвратилась в Нью-Йорк из Афин летом 1945 года, чтобы добиваться достойной
ее карьеры. Она провела следующие два года, пробуясь на роли в Чикаго,
Сан-Франциско и Нью-Йорке. Эдвард Джонсон из нью-йоркского "Метрополитен-Опера"
предложил ей ведущие партии в "Мадам Баттерфляй" и "Фиделио". Тем временем Каллас в
Нью-Йорке подписала контракт на выступления в Вероне, в Италии, в течение августа
1947 года, дебютировав в "Джиоконде". В Вероне ею восхищался маэстро Туллио Серафин,
который стал ее руководителем на следующие два года. Он приглашал ее на роли в
Венеции, Флоренции и Турине. Судьба вмешалась, и дала Марии первый большой шанс,
когда ведущая певица в беллиниевских "Пуританах" заболела. Счастливый случай
сыграл свою роль, и ей предложили в качестве испытания колоратурную партию в
опере. Каллас всегда имела экстраординарную память и потрясла музыкальный мир,
блестяще выучив роль всего за пять дней.
Карьера Каллас продвигалась. Итальянское оперное общество приняло ее, и она
решила сделать Италию своим домом, местом, где она наконец была нужна и желанна. В
течение этого времени ее постоянно осыпал знаками внимания и восхищения
итальянский промышленник, которого угораздило быть еще и фанатиком оперы -
итальянский миллионер Джиованни Батиста Менеджини. Он был бакалавром и был на
двадцать семь лет старше нее. Всегда порывистая, Каллас вышла замуж за Батисту
меньше чем через год после знакомства - 21 апреля 1949 года. Он был ее менеджером,
руководителем и компаньоном в течение следующих десяти лет.
Каллас уже приняла обязательство выступать в Буэнос-Айресе, в Аргентине, в
течение 1949 года и оставила своего новоиспеченного мужа через день после
бракосочетания, чтобы закончить трехмесячное выступление в "Театро Колон". Затем
она открыла сезон "Нормой" в Мехико в 1950 году. Каллас была одинока в этой стране
третьего мира, где она испытывала острую нехватку близких родственных или
дружеских отношений. Одиночество и неустроенность достигли апогея, и она все
время ела для достижения психологического комфорта. В начале 50-х Каллас стала
очень массивной, и ее вес начинал становиться препятствием для сценической
карьеры. Ипохондрия не знала никаких границ. Ее письма были заполнены заверениями
в одиночестве и страхе. Она была постоянно больна и ежедневно писала мужу: "Я
должна признаться, что я заболела в этой проклятой Мексике с момента приезда. Я не
чувствовала себя хорошо ни единого дня. " И позже: "Я побила собственный рекорд - 8. 30
утра, а я все еще не могу заснуть. Я думаю, что скоро сойду с ума здесь, в Мексике."
К 1952 году вокальный гений Каллас достиг пика. Она пела "Норму" в Королевской Опере
"Ковент Гарден" в Лондоне. Как раз в это время пресса начала издеваться над ее
огромными размерами и весом. Некий критик написал, что у нее ноги, как у слона. Она
была потрясена и немедленно села на строгую диету и потеряла сотню фунтов за
восемнадцать месяцев. Ее муж рассказывал по секрету, что она заразила себя
глистами, чтобы стимулировать потерю веса. Это подействовало. Рудольф Бинг
пригласил ее на три представления "Травиаты" в "Метрополитен-Опера" в сезоне 1952/1953
г. Она отказалась, потому что у ее мужа не было визы. Это обозлило Бинга и положило
начало десятилетней вражде с человеком, которого вряд ли Каллас стоило иметь в
качестве врага. Эта конфронтация задержала ее дебют в Америке вплоть до
представления "Нормы" в Чикаго 1 ноября 1954 года. Каллас мгновенно стала сенсацией.
Бинг признал себя побежденным в отношениях с этой непостоянной звездой и
немедленно начал переговоры о ее выступлении в "Метрополитен-Опера".
Каллас впервые спела Медею в "Ла Скала" в 1953 году, и ее трепетное исполнение
принесло этой относительно мало известной опере огромный успех. Дирижировал
Леонард Бернстайн, и он был восхищен ее талантом. Относительно ее исполнения он
сказал: "Публика была без ума. Каллас? Она была чистое электричество." Бернстайн на
всю жизнь стал другом и сторонником Каллас. Бинг подписал с Марией контракт о ее
дебюте в Нью-Йорке в "Норме" на открытии сезона 1956/1957 г. Каллас была блестяща, но это
заключалось прежде всего не в ее голосе или игре, а в ее стиле. Бернстайн сказал о
ней: "Она была не большая актриса, а великолепная индивидуальность."
Каллас часто говорила: "Я помешана на совершенствовании" и "Я не люблю среднего
пути". "Все или ничего" было ее девизом. Каллас всю жизнь была трудоголиком и имела
обыкновение говорить: "Я работаю, поэтому я существую".
Постоянные приступы болезни вынуждали Каллас отменять многие представления. Ее
восторженная, но непостоянная публика упрекала ее за подобные отмены. Это привело
к судебным процессам и проявлениям недовольства со стороны деятелей итальянской
сцены. Годами позже Каллас реабилитировали, но ее репутация была испорчена.
После представления "Нормы" в Риме в 1958 году Мария была представлена
судостроительному магнату Аристотелю Онассису Эльзой Максвелл, известной
американской газетной фельетонисткой и устроительницей вечеров. Каллас и ее муж
были приглашены на яхту Аристотеля
МЕЖДУ СЕМЬЕЙ И КАРЬЕРОЙ
Каллас впервые встретила Онассиса на балу в Венеции в сентябре 1957 года, когда
Эльза Максвелл, искусная сводница, представила их друг другу. В 1959 году врач
предписал Марии морской воздух. Она и Батиста приняли приглашение Аристотеля
совершить круиз на печально известной яхте Онассиса "Кристина". Их злосчастный
вояж, который начался с Уинстоном Черчиллем, Гари Купером, герцогиней Кентской и
другими высокопоставленными особами, положил конец браку Каллас. Между двумя
греческими любовниками на борту яхты завязался бурный роман, который сокрушил
оба их брака.
После злосчастного рейса Каллас переехала в парижскую квартиру, чтобы быть возле
Онассиса. Он развелся с женой, согласившись жениться на Каллас, и поклялся ей
устроить настоящую семью. Она была в экстазе впервые в жизни, и в любви была
подобна подростку в свои тридцать шесть лет. Она фактически прекратила петь и
посвятила жизнь истинной любви. Однако итальянский католический брак с Батистой
мешал ее бракоразводным планам, и она смогла получить развод только через много
лет. Батиста использовал свое влияние на церковные круги, чтобы задержать развод,
пока Онассис не встретился с Жаклин Кеннеди и не женился на ней.
Каллас пожертвовала карьерой и браком для Онассиса, не получив взамен ничего,
кроме многолетнего дешевого романа до и после его брака с Джекки. Она
забеременела от него в 1966 году, когда ей было сорок три. Ответ Онассиса был: "Аборт".
Это был приказ. Сначала она не думала, что это серьезно, пока он не сказал ей: "Я не
хочу ребенка от тебя. Что я буду делать еще с одним ребенком? У меня уже есть двое."
Каллас была сломлена. "Мне потребовалось четыре месяца, чтобы прийти в себя.
Подумайте, как бы наполнилась моя жизнь, если бы я устояла и сохранила ребенка."
Друг и биограф Каллас Надя Станикова спросила ее, почему она поступила так? "Я
боялась потерять Аристо". Ирония в том, что когда посыльный Онассиса прибыл с
сообщением о его свадьбе с Жаклин Кеннеди, Мария сказала ему пророчески: "Обратите
внимание на мои слова. Боги будут справедливы. Есть на свете правосудие." Она была
права. Единственный сын Онассиса трагически погиб в автокатастрофе вскоре после
аборта Каллас, а его дочь Кристина умерла вскоре после смерти Онассиса в 1975 году.
Мария сообщила журналу "Woman's Wear Daily" пo поводу свадьбы Онассиса и Джекки: "Сначала я
потеряла вес, потом я потеряла голос, а теперь я потеряла Онассиса". Каллис даже
предприняла попытку самоубийства в парижской гостинице. Онассис непрерывно
осаждал ее после своего сенсационного брака с Джекки. Он имел наглость заявить ей,
что разведется с Джекки, чтобы жениться на ней, и она была достаточно несчастна,
чтобы поверить ему. Когда Онассис умер в марте 1975 года, она сказала: "Ничего больше
не имеет значения, потому что ничего никогда не будет так, как было... Без него." Эта
талантливая женщина пожертвовала и карьерой, и браком - совсем как
Медея - ради своего греческого
любовника. Подобно Медее, Каллас потеряла все. Ее собственные личные потребности
в семье и друге никогда не были удовлетворены. Она закончила свои дни в парижской
квартире с двумя пуделями - вместо детей.
Каллас сообщила лондонскому журналу "Observer" в феврале 1970 года, что самым важным в ее
жизни была не музыка, хотя этот комментарий был сделан после того, как ее карьера
была окончена. Она сказала: "Нет, музыка - не самая важная вещь в жизни. Самая важная
вещь в жизни - общение. Это то, что делает человеческие трудности терпимыми. И
искусство - наиболее глубокий путь общения одного человека с другим... любовь
более важна, чем любой артистический триумф."
Странно, что мы поклоняемся тому, что быстротечно и недоступно, и игнорируем то,
что легко и доступно. Мария покорила мир оперы и более не находила это важным, но
потерпев поражение в романтической любви, превозносила этот деликатный момент
своей жизни. Она никогда не ценила любовь или семью во время своего лихорадочного
восхождения к вершине как признанная международная оперная звезда. А когда она
поняла, что является истинными жизненными ценностями, они уже были недоступны для
нее. Она пожертвовала всем для своей профессиональной жизни и отрицала важность
личной жизни, а затем она пожертвовала своей профессией для Онассиса только для
того, чтобы потерпеть неудачу в обеих областях.
Эта женщина, добивавшаяся совершенства, достигла самой вершины оперного мира
из-за бескомпромиссного стремления к превосходству во всем, что она делала. Она
изменила мир оперы и сделала это со вкусом и элегантностью. Начав с нуля, она
преобразовала свою слабость - вулканический темперамент - в положительную силу,
украсив сцену, как никакая другая женщина в истории. Ее специфическим вкладом в
творческую гениальность и новшеством была ее интуитивная чувствительность к
прекрасному. К сожалению, для мира оперы артистка умерла раньше женщины. 16
сентября 1977 года, когда умерла женщина, средства массовой информации объявили:
"Голос столетия замолчал навсегда". Она вернула оперу театральному искусству и,
умерев театрально, играла как драматическая актриса до самого конца.